Станислав Зверев.
Выдача Краснова. Споры в Британии.
Стр. 3
Во время ареста Власова его сопровождала повар Мария Воронова, на допросе 21 сентября 1945 г. она рассказала: «Когда мы зашли в деревню, названия её не знаю, зашли мы в один дом, где нас приняли за партизан, местная «самооборона» дом окружила, и нас арестовали. Нас посадили в амбар, а на другой день приехали немцы». Эти показания можно сравнить с немецким официальным отчётом: «В деревне Туховежи жители остановили машину и взволнованно сообщили, что вечером 11.7 в деревню пришёл бандит с женщиной и просил хлеба. Бургомистр запер обоих в бане».
В действительности Власова скрутили местные жители, враждебные к советской власти и партизанам, они сдали его немцам. Вот теперь и следует подключать закон достаточного основания и логические связи, избегая произвольных выводов. Кирилл Александров пишет: «Можно ли поставить Власову в вину нежелание сопротивляться вооружённым русским крестьянам? Ответить на этот вопрос трудно, так как мы не знаем, существовала ли хоть малейшая возможность для такой самоотверженной попытки. Генеральский пистолет, скорее всего, оказался в руках старосты, как только он шагнул в горницу, и прежде чем Власов понял, что за ним пришли не партизаны, а враги» [К.М. Александров «Мифы о генерале Власове» М.: Посев, 2010, с.124-125].
Рассмотренные примеры показывают всю бессмысленность разоблачения методик обмана в том случае, если обмана нет. Хотя, конечно, при таком повороте читатели способны самостоятельно увидеть «Методологию обмана» не в том, на что указывали авторы, а в их собственных приёмах. Что и можно сделать на заключительном примере по выдаче П.Н. Краснова на смерть:
«Для ответа придётся покопаться в исторической литературе и Интернете и разобраться в следующем:
- за что же всё-таки были казнены Краснов, Шкуро, Семёнов и Г. фон Панвиц, какие подвиги совершили под их командованием подразделения в Гражданскую и Вторую мировую войнах;
- кем же в действительности был «писатель и общественный деятель» Петр Николаевич Краснов;
при каких обстоятельствах и кем по национальности были 144 офицера вермахта, которые «добровольно» ушли в плен со своими русскими однополчанами.
После ознакомления с документами следствия по делу Краснова, Шкуро и др. вы получите полное представление о методиках, используемых г-ом Буровским, который почему-то считает, что никто кроме него истории не знает. Может, он искренне так считает, поэтому и «ломает» историю» [В.В. Цыганов, С.Н. Бухарин «Информационные войны в бизнесе и политике» М.: Академический проект, 2007, с.224-225, 228-229, 232-233].
Если авторы сего труда уверены, что достаточно «покопаться» в Интернете для выяснения ответов на поставленные вопросы, не разбираясь в том, какие исследования являются авторитетными, а какие нет, не вникая, насколько вообще изучены данные вопросы, и если мерилом достоверности в информационной войне авторы считают документы следствия сталинских времён, то становится понятным, почему они не способны разобраться в чужих «методиках обмана», но самозабвенно составляют собственные.
Кем был писатель и общественный деятель П.Н. Краснов можно понять тем полнее, чем больше его книг прочитать, и ознакомиться со всеми сторонами его общественной деятельности. Это может оказаться весьма непросто, т.к. Гугл, вопреки странному мнению, всего не знает, а в отношении генерала Краснова один вышеупомянутый историк замечал: «к сожалению, отсутствуют специальные исследования, посвящённые деятельности П.Н. Краснова в 1942-1945» [К.М. Александров «Русские солдаты Вермахта» М.: Яуза, Эксмо, 2005, с.90].
Следовательно, даже и вне Гугла можно не получить должное представление об общественной деятельности П.Н. Краснова, ежели такие исследования не найти или не написать.
Если, не утруждая себя специальными исследованиями, Цыганов и Бухарин по следственным документам пришли к выводу о командовании 75-летним Красновым подразделениями во Вторую мировую, это значит, что документы годны только для демонстрации долгосрочно действующих методик обмана.
Не все британские авторы подавали положительный пример. Книга Н. Бетелла «Последняя тайна» не содержала откровенных глупостей по «методологии обмана» вроде причисления Краснова к людям, которые «воевали в рядах [!] нацистов». Краснов не воевал ни в каких рядах. Как уже отмечалось, только в феврале 1945 г. он прибыл к казачьим частям из Берлина. В Италии Краснов также не воевал, а занимался обустройством станиц для воссоздания казачьей культуры.
Но Бетелл ошибался в том, будто с началом войны казачьи лидеры, включая «Краснова, сразу же предложили нацистам свои услуги. В то время они получили категорический отказ». Н. Бетелл в 1970-е не располагал никакими данными о деятельности Краснова сразу после 22 июня 1941 г. и попросту присочинил сообразно своим представлениям, как делали в СССР и продолжают в РФ. Опубликованная переписка Краснова доказывает, что он не предлагал никаких услуг, считал подобные предложения неуместными и несвоевременными.
Насколько мне известно, впервые подлинное письмо П.Н. Краснова Е.И. Балабину от 27 июня 1941 г. с некоторыми ошибками при расшифровке рукописи было опубликовано в романе Бориса Тумасова: «В своём письме от 23 июня я призывал казаков к спокойствию». «Мне непонятно приказание генерала Лемке [А.А. Лампе] «Всем быть готовыми». Что это значит? Оставить места и работу? Укладывать чемоданы? К чему? К какой деятельности быть готовыми? Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». «С подачей различных «меморандумов» советую вам не спешить». «Мой совет: спокойно выждать события, которые должны разыграться в ближайшие месяцы».
Перед тем приводилось и письмо Краснова, написанное прямо днём 22 июня: «Украинский (и Кубанский) вопрос уже решается и, как видите, без нашего эмигрантского участия. Я мог бы посоветовать, хотя знаю, что моих советов никто из них слушать не будет, господам самостийникам не «рыпаться» и никуда не ездить» [Б.Е. Тумасов «Краснов. Не введи во искушение» М.: АСТ, 2003, с.397, 400-401].
Также, в 2003 г. А.В. Марыняк опубликовал в предисловии к мемуарам «На внутреннем фронте» выдержки из письма П.Н. Краснова тому же адресату за 11 июля 1941 г. Однако прежде, до 2003 г., историки не располагали никакой достоверной информацией о деятельности генерала Краснова сразу после нападения Германии на СССР – по причине того, что деятельность выразилась исключительно в успокоительной переписке, которая опровергает фантазии Н. Бетелла за 1974 г., синхронные с ложью «Неотвратимого возмездия», первое издание которого тоже приходится на 1974-й.
В те же 1970-е Марк Касвинов, ссылаясь на следственные материалы, рекомендуемые современными борцами с методиками обмана, в целях борьбы с набиравшим в СССР популярность идейным наследием генерала Краснова, опасаясь его не меньше, чем Всеволод Кочетов, соревнуясь с ним, Касвинов бил рекорды по концентрации запредельно невероятного вранья:
«Он пошёл на службу к Альфреду Розенбергу в его министерство восточных областей и там стал главным консультантом по «работе с казачеством». Читал в министерстве доклады как «знаток казацкой души», привлекая слушателей из всех углов гестапо и СД: референтов по расовому вопросу и начальников зондеркоманд; конструкторов газовых печей и поводырей полицейских овчарок; истопников крематориев и мастеров по изготовлению абажуров из человеческой кожи» [М.К. Касвинов «Двадцать три ступени вниз» Фрунзе, 1990, с.66-67].
Краснов читал доклады по истории казачества не овчаркам, истопникам и палачам – им казаки до лампочки, да и абажуров никогда не существовало вместе с кожевенными мастерами. Идиотские фантазии Касвинова скрывали правду о том, что немецкое правительство в 1943 г. было озабочено обустройством беженцев из СССР. Для получения представлений о том, почему казаки не пожелали оставаться в Советском Союзе, почему они ненавидят советскую власть и в чём они нуждаются для создания своих станиц в Европе, потребовалась помощь генерала Краснова.
Можно ещё отметить, что в 2003 г. в книге «Атаман Краснов» Александр Смирнов опубликовал выдуманный лично им диалог между П.Н. Красновым и С.Н. Красновым, хотя последний не мог 22 июня поспешить «в дядюшкин особняк», поскольку в тот день был в Париже. Я полагаю, что и П.Н. Краснов тогда отсутствовал в особняке возле Берлина, а был на курорте, но нельзя окончательно быть в этом уверенным.
Н. Бетелл: «В ноябре 1943 года они [немцы] обещали казакам вернуть их исконные земли. Четырьмя неделями позже Краснов и Науменко были назначены членами командования казацкими вооруженными силами в составе немецкой армии» [«Континент», 1976, №6, с.329].
Вот самая распространённая ошибка. ГУКВ – это Главное Управление Казачьих Войск, а не командование в составе армии. Краснов подчинялся не командованию Вермахта, а министерству восточных территорий. Никто не позволил Краснову командовать вооружёнными силами. Казачье Войско, что может быть не понятным для иностранца, не означает буквально военное формирование, скорее – административную единицу.
Всё глубину своего непонимания выразил Бетелл, написав далее: «В конце апреля Т.И. Доманов, заменивший в феврале атамана Краснова, отдал приказ об общей эвакуации». Доманов с момента гибели походного атамана Павлова в 1944 г. возглавлял Казачий Стан и продолжил по прибытии Краснова, который прежде и теперь не вмешивался в военное командование, в силу имеющихся у него ограниченных полномочий главы ГУКВ. Обратное представление, изложенное Бетеллом, противоречит всем документальным данным. Николай Краснов-младший в книге «Незабываемое» обозначил как есть: П.Н.Краснов находился при частях Доманова «на беженском положении», «не занимал никакого военного поста».
«Тогда господствовало среди нас мнение: хоть, с чёртом, но против большевиков», – гласит самая популярная фраза из следственных документов («Неотвратимое возмездие»). Но затем, согласно просоветским методикам обмана, первую часть предложения обычно выбрасывают при цитировании, приписывая Краснову позицию «Хоть с чёртом». Оставленная оговорка «среди нас» заслуживает внимания.
Основные поведенческие принципы Краснова изложены в его книгах. Он писал, как будто в укор будущему решению Деникина: «Нельзя же ничего не делать. Грех это большой». Специально про популярную фразу о чёрте, которая «среди» Краснова ходила, он написал, несколько раз варьируя мысль: «Никто с диаволом и не собирается идти спасать Россию». И ещё, уточняя, о каком чёрте может пойти речь: «Я ни одной минуты на иностранцев не рассчитывал» [П.Н. Краснов «Выпашь» Париж: Издательство Е. Сияльской, 1931, с.270, 421, 489].
Каждая такая фраза у Краснова носила программный характер, отражая внутреннюю убеждённость и настраивая читателей на соответствующий выбор. Проведённое специальное исследование деятельности Краснова за 1942-1945 вполне доказывает: Краснов в деле спасения России действительно рассчитывал не на иностранцев, а на внутренний антикоммунистический протест. Поэтому он не сотрудничал с Германией до 1943 г., видя возможное спасение не в ней, а в русских. С 1943 г., считая грехом неделание, он стал спасать не Россию (невозможно), а определённые казачьи группы беженцев, которые не желали оставаться в СССР, где уничтожали их культуру и её носителей. Здесь помощь иностранцев уместна.
Позицию Краснова можно понять, если сравнить её с тем, что написал известный советско-еврейский писатель про генетика Н.В. Тимофеева-Ресовского, который в 1925-45 гг. работал на Германию. В 1937 г., когда в стране победившего социализма у него уже арестовали трёх братьев, он отказался вернуться в СССР. В Берлине после победы и его арестовали, обвинили в измене родине и отправили на 10 лет в лагерь.
«Он знал, что в условиях гитлеровской Германии учёный должен стараться выжить, спасать культуру, передавать её людям. Теперь всё менялось. То есть он по-прежнему считал, что не его это дело – бросать гранаты, перерезать проволоку. Разрушительную сторону борьбы он для себя не признавал. Более эффективным он считал не убить десяток другой мерзавцев, а спасти одного человека. Будь он в армии, он бы стрелял; в том же положении, в каком он находился, предпочитал спасать. Во всяком случае, он не мог больше пребывать в бездействии. Его страна воевала с Германией, и от него требовалось участие» [Д. Гранин «Зубр» // «Новый мир», 1987, №2, с.8].
Создав ГУКВ с помощью Германии, Краснов не только спасал русскую и казачью культуру, он мог спасти не одного человека, а целые тысячи людей, которым никто более не желал и не мог помочь. И чем больше он спасал, тем сильнее его ненавидела коммунистическая власть.
Британцы признали преступный характер выдачи Краснова. В РФ предпочитают делать вид, будто массовых грабежей в советскую оккупацию не совершали, а все, кто находился на другой стороне, заслуживают смерти.
Довольно редки среди писателей, не зовущих себя «литературными власовцами», суждения, вроде единожды прорвавшегося у Владимира Крупина в 1990 г.: «Если бы мы отдавали себе ясный отчёт в том, что за семидесятилетнюю историю ещё ни разу не победили, начиная с ужасов революции и Первой мировой войны, продолжая бездной Второй мировой войны, когда по соотношению потерянных людей, техники, пространства мы, конечно же, потерпели поражение. Если бы мы признались себе, что всё это поражения, а не победы, мы бы скорее возродились» [В.Н. Крупин «Книга для своих» М.: Институт русской цивилизации, 2012, с.185].
Этой мысли Владимир Крупин не следует в дальнейшем, как Вадим Кожинов все 1990-е будет оппонировать В. Суворову, по-кочетовски отрицая близнецовость нацизма и большевизма 30-х. Но в схватке с литературоведом Б. Сарновым в 1989 г., приводя выражение советского поэта Кульчицкого за 1940 г.: «Только советская нация будет и только советской расы люди», Кожинов комментировал: «Этот лозунг хуже провозглашавшегося тогда в Берлине лозунга» [«Вадим Кожинов в интервью, беседах, диалогах и воспоминаниях современников» М.: Алгоритм, 2005, с.197].
Как и вся сталинистская идеология, это заявление являлось вполне троцкистским, отражая общий коммунистический план очистки и переработки человечества. В ноябре 1932 г. Троцкий выступал с речью на стадионе в Копенгагене: «Человечество впервые взглянет на себя как на сырой материал или в лучшем случае на физический и психический полуфабрикат. Социализм будет означать прыжок из царства необходимости в царство свободы также и в том смысле, что нынешний противоречивый, негармоничный человек расчистит дорогу новой, более высокой и более счастливой расе» [Ю.Г. Фельштинский, Г.И. Чернявский «Лев Троцкий. Кн.4. Враг №1. 1929-1940» М.: Центрполиграф, 2013, с.146].
Вместо проведения массовых парадов с цеплянием псевдогеоргиевских лент следовало бы донести до каждого для выработки адекватной оценки советских и самых прославленных нацистских преступлений факт сопоставимости абсолютных и относительных показателей смертности в концлагерях. «И там, и там люди умирали десятками тысяч с фантастическим и отвратительным промилле. В целом, в годы войны немецкие лагеря давали гораздо более тяжелые относительные показатели, чем советские, за исключением Рыбинлага и Котласского лагеря в 1942–1943 годах. Однако нацистские лагеря, как правило, проигрывали советским в абсолютных показателях смертности»,
«с точки зрения показаний смертности заключенных и перспектив выживаемости человека и сталинский ГУЛАГ, и нацистские концлагеря вполне сопоставимы и родственны, как аномальные, антирекордные для своего времени патологии государственной пенитенциарной системы. Причем в мирные 1930-е годы ГУЛАГ иногда давал значительно более высокие показатели смертности, чем концлагеря рейха» [М.Ю. Наконечных «Смертность заключенных в отечественной пенитенциарной системе в 1885–1915 и 1930-1953 годах: сравнение в историческом контексте» // «Труды II Головинских чтений» СПб.: Скрипториум, 2012, с.337].
Расчищая дорогу к счастью, строители социализма не скупились на жертвы, как и те, кто утверждал нацистский мировой порядок. Ссылки на позднейший опыт СССР лишь укрепляют это сравнение. Так, физик Гейзенберг сказал в 1947-м, в год, когда казнили генерала Краснова: «Нацистов следовало бы оставить у власти ещё лет на пятьдесят, они стали бы вполне приличными» [Е. Фейнберг «Вернер Гейзенберг – трагедия учёного» // «Знамя», 1989, №3, с.126].
Обвинения в реабилитации нацизма нужны для поддержания ложного культа победы, рассыпающегося при проведении сравнений тоталитарных режимов. Признание правды будет способствовать возрождению, по меньшей мере, самой правды.
Предсмертные показания, подписанные генералом Красновым, не удостоверенные сторонними данными, не доказанные ничем, при отсутствии состязательности судопроизводства, даже не имеющие отношения к неуместным и несостоятельным предъявленным обвинениям в принадлежности к разведке, терроризму и диверсиям, есть лучшее свидетельство в пользу не справедливости выдачи и казни, а совпадения тоталитарного инструментария.
Узник Бухенвальда вспоминал: «Триумф СС требовал, чтобы истерзанная жертва дозволяла отвести себя к виселице, не выказывая никакого протеста, чтобы жертва отреклась от себя, забыла о себе, чтобы она утратила свою личность. И делалось это не просто так, не из чистого садизма, эсесовцам было нужно, чтобы жертва признала своё поражение. Эсесовцы понимали, что система, которая способна уничтожить жертву ещё до того, как она взойдёт на эшафот… является лучшей, из всех возможных систем, призванной держать в рабстве целый народ» [Х. Арендт «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме» М.: Европа, 2008, с.26].
Подобной же “лучшей” системой, способной сломить генерала Краснова или посмертно убедить всех в его отречении, хвалятся те, кто отождествляет «Победу» и правоту, демонстрируя растоптанную в Москве личность. Генерала Краснова одолели, но такая победа ещё более обличает палачей. Об этом в Британии даже не спорили, похвально не пытаясь оправдать свои преступления сочинением чужих.
Май 2014