С.В. Зверев
Всеволод Кочетов. Атака на монархистов.
Советский писатель как будто искренне верит в сочинённую им интермедию, не имеющую прямых литературных аналогов в подобранной им белогвардейской литературе. Подача комической сцены дана в стиле воспоминаний М.Д. Бонч-Бруевича и в продолжение трактовок Краснова советскими писателями – М.С. Шагинян, М.А. Шолоховым, А.Н. Толстым. В советской критике воспоминания Бонч-Бруевича, появившиеся в 1957 г., обвинялись в недооценке врагов, отнюдь не глупых. Потому Кочетов ориентируется больше на образ Шагинян, Шолохова и Толстого – образ Краснова блистательного, очаровательного генерала, писателя, а не солдафона, но авантюриста, склонного к острым ощущениям и продажного германофила. Карьеризм сохранён из Бонч-Бруевича. От себя Кочетов мог добавлять впечатления, вынесенные им от знакомства с книгами Краснова.
Сочинение стихов, танцы и виолончель не соответствуют известным биографическим данным П.Н. Краснова. Он был слишком поглощён военным делом, историческими исследованиями, оттачиванием литературного мастерства, чтобы тратить жизнь на побочные занятия музыкой, которую он очень ценил как слушатель. Краснов, будучи человеком целеустремлённым, понимал, что достигнуть чего-то значительного можно только сосредоточением на основном роде деятельности.
Основная ошибка, допущенная Кочетовым и доныне неизжитая среди лиц, мыслящих советскими схемами, – это отношения Краснова с Германией. Удаление Краснова с Юга России не может быть объяснено ориентацией, поскольку Германия проиграла, немцы покинули области, примыкающие к Дону, Краснов обратился к Антанте, страны которой всегда считал союзными с русскими и желал совместных действий против большевиков, не исключая такого и в пору сотрудничества с Германией (ожидание прихода чехов с Востока). Причина, по которой атамана Краснова свергли в 1919 г. – это нежелание Антанты оказывать действительную помощь Белым Армиям и терпеть Краснова – самостоятельного политика и монархиста. Антанта предпочитала ему послушного и заискивающего перед заморскими демократами Деникина.
Германофобия взаправду создала на Севере, даже среди высших офицеров, представление о Краснове как об опасном вредителе – довольно дикие мнения о нём действительно можно найти в записках видных деятелей Северо-Западной Армии, не опубликованных при жизни Кочетова и потому им не использованных. Но такие записи делались только в пору незнакомства с настоящим Красновым, при незнании действительной обстановки на Юге. Когда Краснов приехал к Юденичу, те же лица активно сотрудничали с Красновым и, конечно, разуверились в представлениях, будто он – агент Германии.
В особенности потому, что «откуда» появился Краснов – было отлично известно. Краснов имел направление от Деникина, а действия Авалова – соперника Юденича – Краснов печатно осуждал. Фантазии о работе Краснова на немецкую разведку при Юдениче – хороши для романа, но совершенно неприменимы в используемых исторических условиях.
Кочетов верно показывает А.П. Родзянко демократом и противником Н.Е. Маркова. Но Кочетов гнусно клевещет на Николая Маркова, утверждая, будто он участвовал в преступных обвинениях Императрицы в Г. Думе. Н.Е. Марков яростно протестовал против изменнических деяний прогрессивного блока, являясь образцом для поведения монархистов.
Последующая сцена встречи П.Н. Краснов и А.И. Куприна в Гатчине прописана с обширным использованием «Купола Святого Исаакия Далматского». Автор делает отдельные вставки к описанию Куприна, передавая его отношение к Краснову: «знаменито-шумный военный литератор». Происхождение названия газеты «Приневский край» Кочетов подаёт так: Краснов «вспомнил донской «Приазовский край», на страницах которого не так-то давно его превозносили и славили». Затем Кочетов даже сочиняет выдержки из этой газеты, хотя не читал её, т.к. приводит ошибочные выходные данные по мемуарам Куприна. Зато нет в «Куполе» убогих бытовых подробностей: «Краснов и Куприн поздравили друг друга с успехом, выпили по стопке водки, взялись за папиросы».
В «Автобиографических заметках» И.А. Бунина досталось всему литературному шабашу, мечтавшему о революции. Куприну, по справедливости, за пьянство. Александр Блок в дневнике 1.1.1913 г. о нём выразился кратко: «всегда пьян» [А.А. Блок «Собрание сочинений» Л.: Художественная литература, 1982, Т.5, с.178].
Однако, говоря о Краснове, следует поостеречься и не записывать его в собутыльники или курильщики.
Писатель Борис Тумасов, который в 2003 г. написал романсированную биографию атамана Краснова, ещё в 1970-е творил романы о древнем прошлом России, что в СССР – показатель почвеннических настроений автора. Хотя прямых сведений об отношении Б.Е. Тумасова к т.н. «русской партии», войну которой объявил Кочетов, нет, но о том говорят его романы и главное – факт написания книги «Краснов. Не введи во искушение». В ней допущено фактических ошибок, быть может, не меньше, чем у Кочетова в книгах «Угол падения» и «Чего же ты хочешь?». Но автор, несомненно любящий историческое прошлое России, закономерно показал Краснова человеком безупречным с нравственной стороны. И в отличие от Кочетова, писатель не считал себя познавшим историческую истину, он именем Краснова ставил наперёд задачу: «Но ничего, – говорил себе Краснов, – история нас рассудит. Не лживая, советская, а честная, которую когда-нибудь напишут будущие российские учёные» [Б.Е. Тумасов «Краснов» М.: АСТ, 2003, с.377].
Кочетов не желал изображать Краснова честно ни с исторической, ни с художественной стороны. Автор романов, отлично владеющий языком, Краснов даже устно выражается коряво, отвечая на вопрос о псевдониме в самых неестественных выражениях для кавалериста:
« – Да так, знаете. Любимую свою коняжку [!] вспомнил. Была у меня такая. Её звали Град. В своё время немало призов взяли мы с ней вместе в Красном Селе и Михайловском Манеже. Люблю лошадей, Александр Иванович.
– Ваш брат, слышал я, любил растения, был большим естествоиспытателем, ботаником, путешественником.
– Совершенно точно. Самый старший брат. Андрей Николаевич. Батумский Ботанический сад – его детище. Он натащил туда зелени со всего света. Бывал в Японии, Китае, Индокитае, на Цейлоне… Чай, всякие такие экзотические культуры, прижившиеся на Черноморье, – всё это он, всё он, Андрей наш. Его работа. Жаль, рано умер. В год начала войны. У него там, в Батуме, на Зелёном мысу, свой дом. Чудесный уголок. Писать, сидя над морем, среди зелени, – одно удовольствие. После Новочеркасска… Вы знаете, конечно, мою историю с Деникиным?.. После неё я уехал именно туда, на Зелёный мыс, и начал было новый роман...
– Бывает же так, жизнь в разные стороны разводит близких людей, родных братьев... – Куприн задумчиво щурился: вежливо слушая генерала, он думал своё.
– Да, разводит, вы правы, – рассуждал Краснов. – Брат делал одно, очень мирное. А я вот всю жизнь воюю. Эти места – Гатчина, Царское, ох, как мне знакомы они все, дорогой Александр Иванович! Между прочим, если бы тогда, в октябре семнадцатого, у меня под ногами не путались эти опереточные персонажи – господин Керенский, месье Савинковы, Станкевичи и всякие иные, я бы уже тогда покончил с большевиками, их комиссарами, и с Лениным в том числе. У тех, если посмотреть, не было тогда никаких сил. А у нас они были. Вернее, могли быть. Что ж, наверстаем. За ваше здоровье! За нашу газету!» («Угол падения»).
А.И. Куприн, быть может, и не знал про значение Андрея Краснова для отечественной науки. В.А. Кочетов знал точно, т.к. в 1967 г. в издательстве «Молодая гвардия» вышла его книга о путешествии на Цейлон «Остров Бурь». Собирая материалы для этой книги, Кочетов встречался с работами А.Н. Краснова и выявил родство с интересующим его Белым генералом.
Как всегда, один Кочетов набрался смелости заявить об этом. Все биографические работы, выходившие в СССР, естественно, не афишировали нежелательные семейные связи. Возвращение имени Андрея Краснова настало в СССР вскоре после казни П.Н. Краснова в Москве.
В 1949 г. напечатали: «В 1910 году ботаник Андрей Николаевич Краснов (1862-1914) только строил проекты заселения русских субтропиков растениями со всего мира. Это был еще «Сон на Чёрном море», как он назвал одну из своих статей. А.Н. Краснов предлагал правительству проект использования субтропиков. Он писал: «На Зелёном мысу могут расти под открытым небом самые теплолюбивые экзоты; наш русский турист должен искать иллюзию субтропиков и тропиков не в садах Алжира и Туниса; не в Ниццу и Савойю и даже не в Швейцарию должны стекаться тысячи экскурсантов, а на Зеленый мыс».» [Н.М. Верзилин «Путешествие с домашними растениями» М.: Детгиз, 1949].
В следующем году Исаак Бейлин выпустил книгу «А.Н. Краснов ботанико-географ и путешественник (1862- 1914)» М.: Издательство Московского общества испытателей природы, 1950. Затем появилась книга: Ф.И. Мильков «А. Н. Краснов — географ и путешественник» М.: Географгиз, 1955. До 1946 г., когда в бюллетене МОИП вышла статья «А.Н. Краснов» Е.М. Лавренко, за годы существования СССР с библиографии значится единственная статья в «Советской ботанике» за 1935 г. к двадцатилетию его смерти. Начиная с 50-х перечень удлиняется, что не может быть случайным.
В записи Кочетова распознаётся знакомство с предисловием ко второму изданию романа «От Двуглавого Орла к красному знамени», где автор сообщает о работе на даче и Зелёном мысе. Принадлежность дачи А.Н. Краснову додумана Кочетовым – и в этом соображении есть определённый смысл (при не совпадении с материалами допросов, использованных А.А. Смирновым).
Сюжетная линия с Красновым заканчивается на эвакуации из Гатчины. «Краснов бодро поблёскивал стёклами пенсне – ему не впервой было покидать Гатчину под натиском красных. А писатель Куприн выглядел удручённо». Последняя ошибка: отнюдь не натиск красных заставил Краснова покинуть Гатчину 2 ноября 1917 г.
Роман «Угол падения» «очень» хвалила писательница Мариэтта Шагинян, известная угодническим карьеризмом и когда-то бывшая чуть ли не первой, кто изобразил Краснова в литературе.
В 1970 г. в Ленинграде сняли одноимённый двухчасовой чёрно-белый фильм «Угол падения». В фильме наиграны улыбчивые чекисты в кожанках, слабо передана кошмарная нищета вымирающего города, особенно тех, кто не продался власти. Сохранено обличение капитулянтской позиции Троцкого и Зиновьева, но антиподом их Сталина не показывают.
Фразу о пользе чекистов в фильме привели полностью: «Приходится воевать до полного подчинения или истребления одной стороны другой». Однако сразу не прибавлено сожаление об освобождении генерала Краснова: вместо того говорится, что упустили жандарма Владимирова, который теперь у Юденича. Несколько позже чекисты выразили недоверие слову офицера: «Генерал Краснов уже давал генеральское слово. Вы уж чем-нибудь другим ручайтесь». Больше имени Краснова не произносилось и зрителям его не показывали.
Кочетов не успокоился на изображении Краснова в 1919 г. Желание досказать о Краснове всё, что он думает, подвигло его на включение имени генерала в следующую книгу «Чего же ты хочешь?».
Стр. (1) (2) (3) (4) 5 (6)