С.В. Зверев

Сравнительные характеристики версий Екатеринбургского злодеяния 1918 г.

Часть 2.

Британский консул Томас Престон.

Стр.4

Вынесенный смертный приговор подтвердил английский историк, ссылаясь не на мемуары «Перед занавесом», и не на интервью для журнала, а на составленную Престоном «Краткую и беспристрастную ретроспективу событий, происходивших на Урале и в Сибири в течение 1917-1920». Описание Престон составил для МИДа вскоре после возвращения из России – это неопубликованный ведомственный документ. Ссылаясь на него, Майкл Хьюз пишет:

«Томас Престон в Екатеринбурге многократно требовал гарантий благополучия Царя и его семьи, когда их перевезли в город из Тобольска поздней весной 1918 г. Это вмешательство было, естественно, нежелательным для местных властей: по этому случаю Екатеринбургский Совет даже принял резолюцию, присуждающую консула к смерти за его попытки заступиться за обреченного Императора (Ничего фактически не последовало, за исключением того случая, когда консульство было захвачено дюжиной пьяных венгерских военнопленных, вооруженных ножами и ручными гранатами. Они сказали Престону, что ищут виновных в антибольшевицких симпатиях)» [Michael J. Hughes «Inside the Enigma: British Officials in Russia, 1900–1939». Rio Grande, Ohio: Hambledon Press. 1997. P. 165, 300].

Историк мог не полностью передать записанное Престоном. Так или иначе, но в интервью «Спектейтору» решение Екатеринбургского Совета существует не как непреложный факт, а только в передаче швейцарского консула. В обоих описаниях этот приговор выглядит совершенно неправдоподобно, т.к. последующие нападения на консульство никак не связаны с выполнением приговора. Не имело никакого смысла принимать беспрецедентное решение о казни, грозящее дипломатическими осложнениями всей советской республике, могущее стать поводом для начала войны, всего-навсего за безобидные ходатайства, а после смертного приговора – ничего не сделать для его осуществления. Этот вымысел имеет смысл в единственном случае, если Престону требовалось скрыть совершенно иного рода отношения с большевицкими властями. В том числе скрыть отсутствие запросов в защиту Русского Царя. Охранная грамота «беспристрастной ретроспективы» могла понадобиться Престону перед представлением Королю Георгу V для самооправдания. М. Хьюз не привёл никаких подтверждений невероятной версии, единственным автором которой остаётся Т. Престон.

Престон имел на Урале давние связи с названными им большевиками, поскольку «уже накануне первой мировой войны английский капитал контролировал предприятия Кыштымского, Южноуральского и Сысертского акционерных обществ» [«Урал в Гражданской войне» Свердловск, 1989, с.11].

В романе английского писателя Дункана Кайла «Комиссар Его Величества» (1983) приводится такая характеристика Престона: «Престон находился в Екатеринбурге по делам, связанным с добывающей промышленностью, как и все прочие иностранцы. На Урал Престона привели серебро, медь и платина». По каким-то причинам автор постоянно характеризует своего соотечественника очень неблагожелательно, делая Престона антагонистом главного героя, стремящегося к спасению Царя: «такие, как Престон, никогда не отказываются от выгодной сделки. К счастью, у людей его породы всегда водятся деньги».

Уже одно то, что Престон не покинул Екатеринбург после национализации предприятий, показывает, что у него оставались там дела.

Сыромолотов, с которым давно знался Престон, был близком другом Свердлова и управляющим «небольшого горного предприятия» «на Медном руднике». При большевиках Сыромолотов национализировал Русско-Азиатский банк. Его биография напоминает Красина, «инженера революции». В 1904 г. Сыромолотова посадили за ограбление частной типографии в интересах революционной печати. Золотопромышленник Конюхов, финансировавший РСДРП в Екатеринбурге, для его освобождения внёс залог в 500 руб. В 1905 г. Сыромолотов руководил, как утверждают в его биографии, «боевыми дружинами Екатеринбургской организации большевиков», прежде чем ушёл в промышленность, чтобы снова вернуться в революцию [«Ленинская гвардия Урала» Свердловск: Средне-Уральское издательство, 1967, с.398-402].

С таким-то человеком был знаком британский консул. Финансирование деятелей крайне левых партий владельцами предприятий Урала дополняет картину сращивания революционного подполья с коммерческими предприятиями, изученную историком А.В. Островским особенно детально на примере Кавказа, с демонстрацией того же по всей Империи. Помимо того, в Батуме начала века отмечено наличие широкой агентуры у британского консула Патрика Стивенса [А.В. Островский «Кто стоял за спиной Сталина» М.: Центрполиграф, 2004, 442-499].

Естественным будет предположить наличие такой же агентуры и у Т. Престона на Урале, при совпадении задач обоих консулов, присланных следить за интересами британского капитала и использовать революционное движение в Империи для снятия монархических препятствий перед иностранным капиталом.

В России с 1905 по 1907 годы, в самый разгар революции Престон находился так раз в Батуме, где работал на горнодобывающую компанию. Потом поступил в Кембриджский университет, вернулся в Сибирь, где занимался разведкой месторождений до назначения в 1913 г. вице-консулом.  В мемуарах Престон утверждал: «жил в России, от случая к случаю, с 1905 года, почти в каждом углу этого огромного континента, и среди самых различных сообществ» [Anthony Cross «In the Lands of the Romanovs: An Annotated Bibliography of First-hand English-language Accounts of the Russian Empire (1613-1917)». 2014. P. 347].

В некотором несоответствии с опубликованными источниками, Елена Раппапорт, которая работала с архивом Престона в университетской библиотеке Лидса, в книге «Екатеринбург. Последние дни Романовых», утверждает, что Престон знал город с 1903 г., когда побывал на Урале, работая на компанию, занимающуюся поиском и добычей платины. Заместителем Престона в Екатеринбурге был Артур Томас, опытный горный инженер, работающий на фирму Холман бразерс лимитед.

Местными делами Престон часто занимался бесконтрольно, не получая инструкций британского правительства, как бы имея карт-бланш. Важнее всего считалось сохранять тщательный контроль за уральской платиновой промышленностью от имени военного министерства Британии (которое возглавлял Альфред Мильнер). Т.е., получается, что не Бальфур, а Мильнер имел приоритет в управлении консулом, хотя прямой контакт между ними не выявлен.

На верховное управление Мильнера заговорами на Востоке России указывают самые ранние воспоминания Керенского: в Лондоне и Париже он «имел некоторую возможность наблюдать за закулисной стороной подготовки и выполнения интервенции» и потому за месяц до переворота, 25 октября 1918 г. предупредил Авксентьева, что лорд Мильнер готовит государственный переворот в Омске, подобно тому, какой устроил в Архангельске. 17 октября 1918 г. Керенский предупреждал об угрозе от лорда Мильнера В.А. Маклакова [А.Ф. Керенский «Издалёка» Париж, 1922, с.132].

На раскрытие историком С.П. Мельгуновым криптонима Z., за которым Керенский укрыл Мильнера, я уже указывал в статье «Февраль 1917 г. А. Мильнер, М. Алексеев, масоны и студенты».

Это приводит к допущению управления лордом Мильнером английскими делами не только в Архангельске и Белом Омске, но и в красном Екатеринбурге.

Е. Раппапорт далее утверждает, что Престон следил за домом Ипатьева через британских агентов в городе и продолжал убеждать МИД, что надо захватить Романовых, иначе они попадут в руки Германии и «станут козырной картой для будущего германофильской монархической ориентации» (британский историк приводит эту фразу из сообщений Престона). Отсюда можно увидеть, чего всего более опасались англичане. В связи с приближением с востока чехословацких войск, которых нельзя отождествить с немецкими руками, выходит, что Престон опасался сохранения Царской Семьи в руках большевиков. Следовательно, Престон не желал эвакуации Романовых из Екатеринбурга на запад от Урала, где ожидалось обсуждаемое, но не осуществившееся падение советской власти от союза немцев и монархистов. Престон предпочитал антимонархический перехват Императора англичанами.

С точки зрения преобладания английских интересов над сохранностью Царской Семьи, для Престона могло оказаться выгодным, чтобы Романовы не покинули Екатеринбург живыми – так исключалась угроза привлечения Германией на свою сторону русских монархистов.

При отсутствии определённых доказательств, приходится ограничиться признанием существования такой вероятности. Дальнейшее обоснование зависит от наличия источников, оставленных независимо от воли Престона, заинтересованного в сохранении репутация неудачливого ходатая за пленного Царя. Так, у Е. Раппапорт встречается неясное замечаниe, что Престон ещё до злодеяния «слышал» о поручении доктору Архипову закупить 400 фунтов серной кислоты [Helen Rappaport «Ekaterinburg: The Last Days of the Romanovs» UK: Hutchinson, 2009. P.105].

В зависимости от того, как это мог услышать Престон, находится его предполагаемая причастность к плану уничтожения тел и элементарная осведомлённость о нём.

Советские историки не отмечают конфликтов большевиков с Престоном и английским капиталом в революционную эпоху. Следовательно, Престон подлаживался под большевиков не только в силу соблюдения общей британской политики в отношении Советской власти, но и в интересах английского капитала в местных предприятиях.

Не отражены конфликты советской власти с Т. Престоном и британским капиталом при описании захвата предприятий и установления рабочего контроля в коллективной монографии о пролетарской революции в Пермской губернии. Есть краткое упоминание, что пострадал французский капитал Камского акционерного общества. Так раз к июню завершился процесс национализации крупных предприятий Урала [«Урал в огне революции» Пермь, 1967, с.210, 215].

В другой советской книжке заявлена необходимость подробно изучить отношения советской власти с крупнейшим представителем британского капитала в России компанией «Лена Голдфидс» [«Классовая борьба на Урале (1917 - 1932 гг.). Об опыте руководства партийных организаций борьбой трудящихся против буржуазии города и деревни» Свердловск: Уральский рабочий, 1974].

Но сделано этого не было, и понятно почему. Этой компании в ноябре 1925 г. были отданы снова Ленские прииски, а также металлургические заводы на Урале. Весьма поверхностно, со ссылками на одного Майского, об этом можно прочесть у Н.В. Старикова в книге «Кризис: как это делается», гл.6: «Почему большевики так любили Лену Голдфилдс».

Предшественник Н.В. Старикова в области антибританской конспирологии Ф.Д. Волков (1958) писал об использовании сотрудников «Лены Голдфилдс» и «Тигли Морган» для шпионских целей. Локкер-Лампсон и А. Нокс первые потребовали ликвидировать торговые отношения с СССР 22.06.1926 г. Эта инициатива плохо вяжется со слабой просталинистской теорией Н.В. Старикова, связывающего вышвыривание иностранных концессий с поражением Троцкого. На деле с самого начала 1923 г., сразу как Ллойд Джордж ушёл в отставку, когда таким поражением и не пахло, англичане первые искали предлог для ухудшения отношений с СССР. Об этом сообщал другой советский автор, специализировавшийся на истории Англии, В.Г. Трухановский, в 1958 г.

В период решительных побед 1920-1921 гг. Троцкий скептически относился к привлечению иностранного капитала. В 1923 г. Троцкий по-прежнему призывал не отдавать страну этому капиталу, проявлял автаркические настроения, но допускал заграничную экономическую помощь. В 1925 г., в связи с падением надежд на мировую революцию, когда Троцкий возглавил главный концессионный комитет, он уверял британского представителя Р.М. Ходжсона: «желал бы укрепления позиций британских фирм». Это когда из всего концессионного капитала в СССР крупнейшая доля в 28% принадлежала Британии. Уже после удаления Троцкого из Главконцесскома, СНК в 1928 г. утвердил новый план с максимально возможным увеличением привлекаемых заграничных капиталов [А.Г. Донгаров «Иностранный капитал в России и  СССР» М.: Международные отношения, 1990, с.70, 73, 117].

В результате этот последний план не осуществили в 1929 г., запустив индустриализацию иначе, путём ограбления народа для перекачки капитала наружу, а не наоборот, однако, социалистические метания как Троцкого, так и Сталина показывают невозможность и в этом вопросе вполне противопоставить их замыслы. Даже в отношении концессий Сталин пытался заимствовать планы Троцкого, как и Ленина. Все трое на одно лицо.

Отличающийся, нежели Н.В. Стариков, несколько более продуманным и тщательно обосновываемым вычислением вероятных заговоров, историк А.В. Островский в 2004 г. формулирует важнейшие обвинения против Сталина: «восстановил эксплуатацию страны иностранным капиталом, обрёк на нищету миллионы крестьян» (посредством антинародной индустриализации).

Если говорить об А.В. Островском, куда более убедительны концепции книг о более раннем периоде ХХ века «Кто стоял» (2004) и «Кто поставил» (2010), нежели «Глупость» (2011) и «1993» (2008), где увлёкшийся автор уже не считает нужным рассматривать никакие возможные иные объяснения приводимых данных и не обосновывает в достаточной мере свой выбор.

В книге «Кто стоял за спиной Сталина» далеко не убедительны предположения о намеренном покровительстве кем-то из элиты Империи лично И.В. Джугашвили, поскольку ошибки в записанных приметах скорее объясняются куда более прозаично и обыденно – делопроизводственной рутиной, когда нет возможности уследить за точным содержанием всех документов. Основная ценность работы А.В. Островского заключается в капитальном исследовании всего революционного движения, поскольку вынесенное в заголовок название не отражает основного содержания книги.

Просталинизм Н.В. Старикова и его партии, как и пропутинизм, глубоко ошибочен в выгораживании во что бы то ни стало “своих” правителей, лишь прикрывающих патриотизмом интернациональную беспредельность и личную корысть.

В феврале 1918 г. М.А. Муравьёв, захвативший Киев, отправил лично Ленину телеграмму с такими выражениями. «У меня были представители держав Англии, Франции, Чехии, Сербии, которые все выразили мне, как представителю Советской Власти, полную лояльность и порицание Раде за 4-й Универсал, который они не признали. Вообще настроены чрезвычайно доброжелательно и пожалуй даже восторженно по отношению к успехам завоевания революции, конечно, тут сыграла роль моя тяжёлая артиллерия, но во всяком случае иностранцы предложили мне услуги ликвидации польской авантюры Довбор-Мусницкого» [В.А. Антонов-Овсеенко «Записки о Гражданской войне» М.: ВВРС, 1924, Т.1, с.156].

Вновь не исключено, что поведение Томаса Престона в Екатеринбурге примерно соответствовало изложенному, как и отношение к консулу со стороны красного руководства.

Упомянутым представителем Чехии был имевший в своём распоряжении английский паспорт Томаш Масарик, и в его воспоминаниях есть подтверждения того, что описанные Муравьёвым восторги в свой адрес были взаимными.  В Киеве М.А. Муравьёв говорил Масарику, что давно знает его по книгам и «потому стремится меня удовлетворить» [Т.Г. Масарик «Мировая революция» Прага, 1926, Т.1, с.199].

Войска англичан в Мурманске в марте высадились с одобрения местной власти: они служили в качестве защиты от корпуса фон дер Гольца и финских отрядов, с которыми красные сами не могли справиться. Вопреки желанию СНК в Мурманске краевой Совет 30 июня официально решил «принять экономическую и военную помощь [!] со стороны союзников». Таким образом, «борьба против большевиков не была первоначальной целью интервенции (даже в июне – июле 1918 г. планы Версаля не говорили о противостоянии с Совнаркомом)» [Л.Г. Новикова «Провинциальная “контрреволюция”» М.: НЛО, 2012, с.70-71].

В марте 1918 г. у большевиков «вырос» проект организации на металлургических заводах не только Урала, и всей России, исключая Сибирь, «гигантских смешанных трестов» с участием как английского капитала, так и немецкого, французского, американского, советского. Ленин считал такие концессии гарантией от внешней интервенции [А.Г. Донгаров «Иностранный капитал в России и СССР» М.: Международные отношения, 1990, с.43, 54].

Сталинские историки утверждали, что «англичане имели через Локкарта тесную связь с Троцким» [И.М. Лемин «Внешняя политика Великобритании от Версаля до Локарно. 1919-1925» М.: Госполитиздат, 1947, с.215].

Это не так далеко от истины. Во всяком случае, используемый ими Йельский профессор Чарльз Сеймур писал, что Локкарт во время ратификации Брестского мира в марте 1918 г. был «близок с Троцким», который желал «делового» соглашения с союзниками. Из-за чего «как Бальфур, так и Ллойд Джордж стояли за отсрочку японской интервенции», рассчитывая, что большевики сами могут пригласить японцев в помощь против немцев [«Архив полковника Хауза» М.: АСТ, 2004, Т.2, с.259-260].

В мае 1918 г. Гарольд Вильямс общался с Ллойд Джорджем в его доме: «Первый министр настойчиво пытался убедить Гар. Вас. [Гарольда Васильевича] в том, что следует сговориться с Троцким, который, по его мнению, в настоящее время является единственным государственным человеком в России» [А.А. Борман «А.В. Тыркова-Вильямс по её письмам и воспоминаниям сына» Вашингтон, 1964, с.159].

В мае 1918 г., когда восстал корпус чехословаков и русские подпольные офицерские организации, «дипломаты Антанты, лицемерно обещая своё содействие в мирном урегулировании конфликта, в действительности вели двойную игру» [А.Х. Клеванский «Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус» М.: Наука, 1965, с.217].

В полном соответствии с заключением советского историка по данному вопросу находятся воспоминания деятеля монархического Правого Центра о весне 1918 г.: «союзники одновременно ставили ставки на все карты, с расчётом, что авось одна из них выиграет. Но тем самым они подрывали доверие к себе со стороны всех серьезных деятелей, от которых не могла укрыться эта двойная игра» [Г.Н. Трубецкой «Годы смуты и надежд» Монреаль: Русь, 1981].

Однако, как в Мурманске, в Москве верили в обещанное содействие и продолжали считать страны Антанты союзными себе. 30 июня (13 июля) М.Д. Бонч-Бруевич передавал Вацетису, как о решённом деле, о вступлении против Германии «снова в мировую войну вместе с Францией и Англией», на следующий день после назначения Вацетиса командующим Восточным фронтом вместо поднявшего мятеж М.А. Муравьёва [Ю. Фельштинский, Г. Чернявский «Лев Троцкий. Большевик. 1917-1923» М.: Центрполиграф, 2012].

Весной 1918 г. А. Нокс предлагал послать в Архангельск 5 тысяч интервентов [Ф.Д. Волков «Крах английской политики интервенции и дипломатической изоляции» М.: Госполитиздат, 1954, с.34].

4 (17) мая, как вспоминал Ллойд Джордж, в Мурманск отправили генерала Пуля с военной миссией всего в 500 офицеров и солдат для обучения чехословаков, которые должны были там собраться для переброски на немецкий фронт [В.Г. Трухановский «Внешняя политика Англии 1918-1939» М.: ИМО, 1962, с.56].

2 апреля 1918 г.  Чичерин просил Локкарта успокоить население Северного побережья, встревоженное слухами о намерениях Англии относительно Архангельска. 10 апреля, уже относительно Владивостока, Локкарт передал Чичерину телеграмму Британского правительства, содержащую «заверения относительно желания Правительства поддерживать Русское [красно-советское] Правительство в его усилии, направленном против Германии». 12 мая 1918 г. Чичерин передавал в Мурманск: «Англия посылает через Мурманск контрреволюционеров против Советской власти». Однако 22 мая Чичерин, протестуя против пребывания англичан в Мурманске, допускал: «возможно, что англичане сами будут бороться против наступающих белогвардейцев», а 28 мая Чичерин просил Локкарта убедить чехов сложить оружие.

Ведение двойной игры отразилось на советских документах. 28 мая представитель большевиков в Берлине Иоффе уже уверяет Кюльмана в наличии роста симпатий к англичанам на том же Северном побережье – немцам большевики говорили совсем не то, что англичанам. 6 июня Чичерин обещал Локкарту самые дружественные отношения с Англией, если не состоится десант в Мурманске.

На всеобщее обозрение 13 июля 1918 г. опубликовали ноту Чичерина Локкарту: «несмотря на неоднократные заверения Великобританского Правительства, что высадка английских войск на Мурманском побережье якобы не является враждебным актом против Российской Советской Республики, Великобританское Правительство не только не исполнило нашего элементарного требования об уводе войск с советской территории», но и продвинуло войска по дороге к Онеге.

Постоянно отслеживается по отметке времени первой публикации: большевики демонстративно печатали наиболее резкие выпады против иностранцев в газетах, а в архивах оставалось более сокровенное, обратная сторона советской дипломатии. За три дня до Екатеринбургского злодеяния, 14 июля английскому представителю Линдлею НКИД сообщал о готовности принять английскую экономическую миссию в Москве, дать ей полную неприкосновенность. НКИД давал «неограниченные полномочия» в пользу данной миссии для установления «экономических отношений» с Британией [«Документы внешней политики СССР» М.: Госполитиздат, 1959, Т.1, с.222, 231, 286, 313, 327-328, 348, 389, 396].

Английская коммерческая миссия с Л. Урквартом прибыла в Москву 9 (22) июля 1918 г. Советская сторона уже после объявленного всюду убийства Императора претендовала на получение заказов, оплаченных Царской Россией. У. Кларк обсуждал с Г. Чичериным получение концессий. СНК имел «самые серьёзные намерения» относительно экономических связей с Англией [В.А. Шишкин «Советское государство и страны Запада в 1917-1923» Л.: Наука, 1969, с.79-80].

Точно так и в Екатеринбурге советские власти скорее лебезили перед Престоном, чем угрожали ему. Британцы отвечали тем же.

22 июня (5 июля) 1918 г. американский посол Френсис из Вологды передал генералу Пулю в Мурманск сообщение британского агента Макларэна о группе Союза Возрождения в Вологде. Британский «агент опасался при этом, что с помощью ложной информации эта группа может быть спровоцирована большевиками на преждевременное выступление» [А.В. Быков «Посланники Запада» Вологда, 2008, с.18].

Принятые 16 (29) июля президиумом ВСНХ тезисы о привлечении иностранного капитала, как стало известно СНК 27 июля (9 августа), рассылаются во все наркоматы РСФСР для ожидаемых переговоров с концессионерами, – хотя разворачивающаяся Гражданская война этому нисколько не способствовала, и тезисы не пригодились до 1920 г., но почему-то считались так актуальными в июле 1918 г. [«Вспомогательные исторические дисциплины» Л.: Наука, 1968, Т.1, с.204].

До начала интервенции в Архангельске в августе 1918 г. англичане стремились предотвратить антисоветские акции. Британия не пользуется крайне выгодным ей моментом убийства Мирбаха и «мятежа» левых эсеров 21 июня (4 июля) для выступления против большевиков. Рейли передал деньги Берзину на подкуп латышских стрелков только в августе 1918 г., когда началась настоящая интервенция. Американская высадка во Владивостоке наступила 3 (16) августа. В Баку англичане появились тоже в августе 1918 г.

В Карелии, как пишет начальник сосредоточенных там английских сил Филипп Вудс, «к концу июля 1918 г. мы были готовы начать боевые действия против врага» [Н. Барон «Король Карелии» СПб.: ЕУ, 2013, с.41].

Всюду разрыв и противостояние наступает моментально после убийства Царской Семьи и никак не ранее.

Оказываются до несомненности несостоятельными повторные уверения Престона в еженедельном журнале Консервативной партии Великобритании: «У меня были инструкции от правительства Его Величества поддерживать чехов и Сибирскую Армию, поскольку их следовало использовать в качестве ядра наступающей Сoюзной интервенции в России. Когда я посещал Уральский Совет в Екатеринбурге, в первое время мне сказали (цитирую) «что мой посол сэр Джордж Бьюкенен покинул Россию и англо-американские силы высадились в Архангельске». Уральский Совет добавил (цитирую): «они не признали меня как консула и они не знают, говорить ли со мной или расстрелять меня». Затем они убивают Русскую Царскую Семью. Уральский Совет делал то же с тысячами русских, чьё единственное преступление заключалось в том, что они не коммунисты» [«The Spectator». 1972. April 8. P. 567].

Связь консула с наступлением на Екатеринбург несомненна, но посол Бьюкенен уехал из России давно, 25 декабря 1917 г., а в Архангельске ещё никто не высадился, следовательно, Престон не сказал ни слова правды о характере общения с Уральским Советом.

Раз так, то их взаимоотношения были иные, о чём не следовало распространяться ни в годы Холодной войны, ни при занятии Екатеринбурга Белыми войсками.

На управляемости чешских войск представителями Антанты настаивали советские историки, используя признания Э. Бенеша: «Наша армия в России, как я понимал, являлась для союзников просто пешкой на шахматной доске, причём весьма весомой… Мы не могли сами решить, проводить интервенцию или не проводить». 2 июля 1918 г. датировано решение Верховного военного совета Антанты о расширении интервенции, но соответствующий секретный план отправлен генералу Жанену только в августе 1918 г.  [В.П. Наумов, А.А. Косаковский «История гражданской войны и интервенции в СССР (современная буржуазная историография)» М.: Знание, 1976, с.31-32].

Именно в августе 1918 г. впервые появляется подписанный Бальфуром документ: «Обращение британского правительства к народам России», где лицемерно говорится о бескорыстном приходе на помощь «народам» в войне с Германией в интересах демократии. В начале 1918 г. в докладе французского майора Пишона подмечалось: восстановление Монархии «разумеется, вполне осуществимо», но «противоречит мировой политике союзников» [«Союзническая интервенция на Дальнем Востоке и в Сибири. Доклад Пишона» М.-Л.: Госиздат, 1925, с.51, 72].

После учреждения власти Комуча 8 июня в Самару прибыл английский представитель, но советский автор затрудняется сказать, когда именно он там оказался, как его зовут и чем он занимался [Ф.Г. Попов «За власть Советов. Разгром самарской учредилки» Куйбышев, 1959, с.67].

В Харбине британский генеральный консул Портер и вице-консул Хилл первыми из представителей Антанты начали финансировать Маньчжурский отряд Г.М. Семёнова, в результате чего 10 августа 1918 г. Временное правительство Забайкальской области, в которое входил Семёнов, сложило свои полномочия и передало свои силы в распоряжение Верховного командования союзных сил. И тут британцы стремились взять под контроль белогвардейскую политику. Суть интервенции, как считал атаман Семёнов, была «создать препятствия на пути полного сближения Германии с советами» [Г.М. Семёнов «О себе» М.: АСТ, 2002, с.155, 181, 206].

Одним из таких препятствий, как видно из донесений Престона, считалось изъятие Царской Семьи из рук большевиков. Таковое, путём убийства, совпадает с возобновлением переговоров СНК с Германией в июне 1918 г. Переговоры «вели к краху иллюзий на возвращение Советской России в войну» [Е.В. Романова «Россия в британской стратегии ведения войны» // «Великая война 1914-1918» М.: МГА, Квадрига, 2013, Вып.3, с.31].

Поскольку неизвестно, чтобы в Екатеринбурге Престон финансировал какие-либо монархические предприятия по спасению, скорее точно можно сказать, что Престон им никак не помогал, только подслушивал чужие планы, то свои антимонархические и антинемецкие задачи Престон скорее мог решать с помощью красных.

В рамках противостояния Британии с Германией, как это ни покажется странным, даже начало открытой борьбы англичан с красными, начиная с августа 1918 г., сыграло большевикам на пользу, планировалось это или нет.

Стр. (1) (2) (3) 4 (5) (6) (7) (8) (9) (10) (11) (12)